Не помню, случалось ли со мной когда-нибудь что-то подобное. Внутри пустота. Настолько ощутимая, что, кажется, имеет вкус.

Идёшь вот по улице, например. Вокруг что-то происходит, люди, машины… А ты об этом совсем не думаешь. Вообще ни о чем не думаешь. Чем обычно забита голова женщины средних лет, имеющей мужа, детей, работу и набор прочих бонусов, которые принято называть «приятными заботами»? Этим всем и забита. А у меня последние три дня вообще ничего этого в голове нет. Не пофигизм это, точно знаю. А просто пустота.

Куда-то подевался смысл жизни. Вы не видели случайно? Был ли он у меня вообще, спрашиваете вы? Был, еще как был! И я помнила о нём постоянно… ладно, пости постоянно. и практически все делал во имя этого смысла. А потом вдруг забыла… Забыла, что за смысл, ради которого стоит жить… будто настройки какие-то в голове сбились....

Джулиена Маршала в наушники и, кажется, что-то сдвигается в сердце. Скрипучий механизм кое-как начинает двигаться, трением несмазанных шестерёнок высекая искры и осыпаясь ржавчиной.

В силу специфики своей работы часто задумываюсь о смерти. Чужой и… своей. Она всегда рядом. Среди нас. Прекрасна своей неожиданностью. Страшна следом, оставленным после своего визита....

Может быть так, что эта пустота навеяна усталостью, грозящей перерасти в хроническую. Скинула  с себя некоторые рабочие обязанности, которые из жалости взяла на себя. Или не из жалости, а просто хотела что-то доказать себя и начальству… надорвалась только и зарплата на капельку побольше — и всё.

Или с каждым днем ухудшающимся самочуствием...

Наверное, больше всего меня беспокоит то, что снега до сих пор нет. Седьмое декабря, а на Южном  Урале. До сих пор. Нет. Снега. Давит эта природная несуразица: ледяной ветер, минусовая температура — и без снега. Ууууу....

И с каждым днем все сильнее хочется, чтобы никто не прикасался и не разговаривал со мной.

Это не я.

Я — не это.

Моментами страшно.

… Оказывается, труднее всего  быть гордым и нести в себе обиду, если не на весь мир, то хотя бы на одного человека. Так тяжело жить без прощения… Ведь личная обида никого так не трогает, как самого её носителя… Она не просто сидит занозой — она буквально разъедает изнутри. Боль такая сильная, может быть, еще и потому, что ею невозможно поделиться. Нельзя никого заразить. Перекинуть хоть наполовину на любого желающего. Поэтому часто обиженные люди рассказывают о своих неприятностях окружающим до бесконечности. Рассказывают, рассказывают, жалуются, жалуются — а легче все равно не становится, и обида продолжает выжигать душу. К тому же мы еще и прощать-то как следует не умеем...

Ночь. Постель. Почти уже сон. Но внезапно (хоть и не удивительно, потому что случалось уже столько раз, что счет этому давно потерян)… на границе сна и бодрствования возникает окно, в которое нужно войти. Оно знакомо и привычно, поэтому она решительно перекидывает ноги через подоконник и шагает в....

Здесь тоже ночь. Или поздний вечер. Но не конец осени, а середина лета. Прекрасная, теплая, летняя ночь — как не хватает её сейчас в сером, ветренном безснежном пока ноябре!

Тихий двор среди пятиэтажек. Знакомый, она неоднократно бывала здесь. В реальном времени на этом самом месте стоит новостройка и детский игровой городок. Но та обшарпанная, нетвердо стоящая на своих двоих скамейка, на которой сейчас сидит она — из многолетней давности. Той давности, которую больно вспоминать. Больно даже не из-за себя, а из-за ....

Звонит телефон. Непривычно звонит, старой, бестолковой тресконёй, на которую только способна древняя раскладушка от Самсунг. Она достаёт трубку из кармана спортивной куртки и откидывает крышку. «ОН» — написано на экране. И этот Он настойчиво пытается дозвониться до неё. А она медлит. Она не принимает вызов. Теперь она всё понимает. Череда воспоминаний крутится в её голове. А телефон продолжает звонить.

Служба мобильных знакомств… Она решает попробовать. Знакомится… Влюбляется в одинокого парня в то время, когда сама очень сильно несвободна. Несвободна до такой степени, что есть ребенок и стабильная жизнь. Во всем стабильная, кроме удовольствия от отношений с мужем. Потому и тянет к кому-то другому. К тому, кто приласкает. Даже если потом бросит, и будет еще больнее...

Она тогда переехала к маме и вот сейчас сидела на этой ночной лавочке, ожидая и дождавшись звонка от того человека, который потом сделает больно… С которым нельзя было знакомиться и тем более встречаться. И даже не из-за себя, а из-за....

Её мужу было очень больно потом. Многие годы. Потому что она не понимала тогда ни смысла семейной жизни, ни нормальных отношений между мужчиной и женщиной. Ей все время хотелось чего-то необычно-нового, суетно-страстного… И в погоне за этим она готова была даже на… Столько боли потом было из-за этого, чуть не распалась семья. И она до сих пор грызет себя за эту ошибку. За то, что сама наделала глупостей, и мужа вымотала.

Но ведь не зря же этой ночью случилось это. Не зря сейчас, спустя много лет, ей выпала возможность все исправить. И она сделает это, чтобы потом не осталось ни единого воспоминания. Ведь этих глупостей, которые когда-то случились её виной, просто уже не будет. Она сотрёт их одним единственным звонком.

Она посмотрела на телефон, который, отчаявшись дождаться ответа, теперь молчал, и набрала номер, который знала наизусть, и который теперь постарается забыть, потому что когда-то он принес ей, и не только ей, много несчастья.

— Привет. — его голос был, как всегда, мягок и терпелив. Бархатный, словно диванный валик, он произнес: была занята?

Она не ответила, а сразу сказала то, что собиралась сказать. Без предисловий и церемоний. Ведь Он, тот, что на другом конце провода — ничто. Главный в её жизни человек сейчас где-то совсем рядом и он — она точно знала — ждет её звонка.

— Не звони мне больше. Никогда. Ничего не будет.

— Но...

Но она уже набирала номер мужа.

— Слушай… — она слышала его дыхание, чуть взволнованное — да, он ждал её, взял трубку через полгудочка. — Что ты сейчас делаешь?

— Я дома.

— Никуда не уходи, я сейчас приду к тебе.

— Хорошо, — радость в его голосе окрылила её, она неслась к нему, не помня себя.

… Долго, долго не разжимая объятий, она постоянно шептала:«Прости». «За что ты просишь прощения?» — спрашивал он .

А она думала: за всё. За то, что случилось однажды, но теперь все исправлено. За то, что случится совсем скоро, через пару месяцев… То, что тоже потом придется исправлять.

… Сейчас понимаю, что не все так просто, оказывается. Она может запросто избавиться от любого сотрудника, стоит ей только захотеть. Причем, высшее начальство никак не сможет повлиять, она просто соберет в одну кучку все мелкие промахи человека, разбавит его неуверенностью, приправит «строгостью» главного  и готово — уволен по собственному желанию. И все это под соусом «бывает, не твоё». Она и от меня могла бы избавиться, не завись мои обязанностти от решения самого главного человека в нашем деле.

А еще она часто (правда, пока я не выяснила, зачем) устраивает нам что-то вроде встряхивания. Выбирает фактор, который случился очень давно (а иногда такой фактор выдумывает), и начинает обсасывать его, накаляя обстановку, взывая к совести каждого, накручивая несуществущую проблему. А потом резко отстраняется. Но люди-то уже раздражены, причем, причина этого вроде бы и есть, но её как бы нет.

Сегодня держу ухо востро, понимаю, с кем имею дело.

Вот теперь, через миллиарды намотанных на кулак моих и его нервов, я поняла: он любит эту свою первую машинку так же, как я  — игрушки, изготовленные мной. То есть, той любовью, которую может испытывать человек, вложивший в свою вещь много сил, идей, времени. Ради которой чем-то жертвовал, которая в какой-то момент занимала все его  мысли. Те же самые чувства...

Как горька теперь эта правда. Зато она — правда, благодаря которой в очередной раз трезвею от заблуждений. Благодаря которой — минус одна глупость.

Прости.

В плане искусства я эгоистка. Мохровенькая такая, нежно-безразличная. Мне нет дела до того, какой жизнью живут авторы книг, которые я читаю. Или актеры кино, сериалов, увлекающих меня порой настолько, что снятся по ночам и видятся в дневной, мимолётной дрёме. Мне не интересны проблемы или жизненные пути человека, который, может быть, часть души отдал, чтобы зачаровать своего читателя/зрителя.

Редко, крайне редко я могу заинтересоваться: какие, например, отношения между мужчиной и женщиной, которые на экране страстно целуются и рвут жилы, чтобы быть вместе. Такие проникновенные, сцены! Невероятно чувственные речи! Живая игра. Умеют же...  Читаю потом их интервью и факты жизни, а они просто друзья, глубоко уважающие друг друга. Много думаю обо всем этом, заключаю, что мне никогда не понять этой двойной-тройной… пятнадцатислойной жизни, где едва можно остаться самим собой, после очередной роли, которую обыгрывал всем сердцем.

Авторы книг. Думаю, с многими из них мы никогда не смогли бы общаться на те темы, на которые принято общаться с близкими и не очень людьми. Привлекаемая сюжетом и стилем письма, я не оставляю места для самой личности писателя. Только для его фантазии.

Такое вот восприятие.

Первый выходной за последние десять дней. Захотелось сделать запись.

Когда я успела стать интровертом?...

Всегда искавшая внимания, признания, какой-то, даже мелочной, славы, с молоком матери впитавшая «истину»: нужно, чтобы тебя любили все… На четвёртом десятке жизни я вдруг стала замечать, что сторонюсь людей во всех их проявлениях и сборищах. А, может, до меня вдруг стало доходить, что эти сборища никогда не приносили мне счастья, как ни старалась я себя в этом убедить?

Звонит знакомая-подруга-коллега — потрещать (читай — посплетничать) о каких-то людях, которых я даже не знаю. А у меня первая мысль: сколько же времени я с тобой потеряю!.. Почувствовав через телефонную трубку, что мне скучно и бесполезно разговаривать с ней, она сворачивает беседу.

Не люблю дни рождения. Вообще ничьи, в том числе и своё. Что это за день? Почему он особенный? Разве в  другие 364 для я не значу для поздравляющих столько же, сколько сегодня? Зачем его как-то выделять? Разве, чтобы не забыть, когда меняется мой возраст)… В остальном случае — это повод поесть/попить, словить приключений на филейную часть, сообщить всему миру о том, что вот он я есть.

Не стремлюсь к подругам, потому что понимаю — с ними придется говорить о личном. Но с годами поняла, что мне о своём личном вообще ни с кем говорить не хочется. Потому что нет больше на свете людей с таким душевным устроением. Это не значит, что я самая умная и хрен такую где найдёшь. Просто как у Достоевкого: я хочу хоть с одним человеком обо всем говорить, как с собой. Меян во многом не поймут имы расстанемся в лучшем случае со смущением в душе.

Порой меня гнетет, что нужно выходить из дома, куда-то идти, что-то с кем-то обсуждать, договариваться. Иногда даже за покупками сходить не могу себя заставить.  Даже от домочадцев порой хочется загородиться и укрыться с головой. Меня бесит перетирать о мировых проблемах. Я ничего не понимаю в политике и не поддерживаю такие разгвооры. Ненавижу, когда кто-то кого-то в чем-то обвиняет — сразу хочется заступиться, найти обвиняемому оправдание, даже если речь о серийном убийце.

Вязать и смотреть сериалы, периодически отпивая из кружки чай с чабрецом и мятой. Или белого, крепленого с карамельным вкусом из бокала. И чтобы никто не домогался. Хотя бы недельку вот так. Или ехать куда-нибудь долго-долго, глядя из окна автомобиля на большие города или на природные пейзажи. А в наушниках чтобы неоклассика — Chad Lawson или там Ludovico Einaudi. А еще лучше — остановиться где-нибудь и смотреть на эти пейзажи вживую замеревшим взглядом. И ни о чем на этой планете не думать.

Или даже пусть дома, занимаясь самыми монотоннейшими делами слушать аудиокнигу в наушниках. Никого больше не слушать. Только аудиокнигу....

Мне порой кажется, что я огрубела. Стала равнодушной по отношению к другим людям. Или эгоистичной. Ходя доля эгоизма присутвует даже в самых идеальных людях. Но изменилась капитально. Многие не узнают — это мнение не одного и не двух. Но даже и на это мне наплевать. Я пожалую и помогу, если нужно, вывернусь наизнанку ради человека. Просто дело в том, что в этом мире стало столько всего пустого, и этим пустым люди набивают свою жизнь до отказа. Им не остаётся места для того, что им действительно нужно для жизнеподдержания, и они страдают. Поэтому я отгораживаюсь. Я была там. И меня затягивало....

Такая сегодня. А пятнадцать лет назад была бругая. Даже пять лет назад была другой. Как-то будет через год… Но сегодняшняя я себе очень даже нравлюсь.

Иногда в книгах, котрые сами по себе не очень, можно встретить вполне правильные размышления.

"-… Так вот… сначала отвечай на вопрос, чего и сколько ты вытерпишь ради него? Пройдешь босиком сквозь огонь, по острым камням или льду, если нужно будет, чтоб его спасти? Сможешь каждый день есть репу, если он ее любит? Или не имеет монет на другую еду? Возьмешься сама за лопату, если нужно будет посадить эту самую репу? Сумеешь вытерпеть все невзгоды и никогда не упрекнуть за них своего милого? Ты подумай, припомни все беды, и если тебя ничего не пугает, то я расскажу тебе тайный совет, как завоевать его внимание. Будет очень трудно, но отступать нельзя, это ты должна накрепко запомнить. А если тебе такое не под силу, значит это не любовь, а детская тяга к красивому, и тогда нужно забыть про Дарса, он не твоя половина.

Вера Чиркова — Княжна из клана Куницы"

… Стоя на кассе в Пятёрочке, мельком взглянула через широкое окно на улицу и на той стороне проспекта увидела маму. Она шагала куда-то по своим делам, как всегда уверенная, ни одним своим жестом или взглядом никому и никогда не показавшая, как тяжело и непонятно у нее на душе.

И подумала о том, что нас с ней, на самом деле, разделяет гораздо более толстая преграда, чем стена универсама и оживлённый проспект. Сколько лет этой преграде...

Мы общаемся через эту стену, а плачем так, чтобы никто из нас не видел этих слез. Плачем друг о друге. А надо бы — на плече друг у друга. Случится ли это когда-нибудь? Ведь каждый раз ломая преграду, мы начинаем калечить друг друга, и приходится снова её возводить, чтобы окончательно не уничтожить друг друга.

Дай, Бог, сил, слов, мудрости, милости.